1
Есть нечто ущербное в идее специализированной территории искусства. Будь то галерея, музей или любое прочее пространство, заявленное “местом искусства”, оно оборачивается для меня разочарованием. Причина этого далеко не всегда сокрыта в конкретике экспозиции и её произведений – скорее в изначальном обещании, которое даёт такая “территория искусства”. Возможны ли сюрпризы там, где твои чувства осаждаемы спойлером: “Здесь – искусство!”?
Попадая в арт-галерею, я попадаю туда, где мне заведомо “полагается” встречать, воспринимать и осмыслять нечто, что заявляется искусством. Статус арт-галереи автоматически задаёт статус её содержания, а также ситуацию и моё поведение в ней; человека-в-пространстве-искусства. Этот автоматизм “специального места” лишает всё жизни. И смысла. Ничто здесь не застанет тебя врасплох, поскольку сама идентичность данной территории призвана настроить тебя на конкретный лад, дать гарантию предстоящего опыта.
Галерея – это церковь; пространство санкционированных (и ритуализированных) коммуникаций с “высшими сферами”. Моё путешествие убеждает меня, что жизнь (и искусство как её поэтическое следствие) процветает за пределами гетто музея и арт-галереи – в повседневности социального со-существования.
2
И вот мы оказались в 80 милях от Кубы – посреди пальм и варанов острова Ки Уэст. Пробираясь сквозь его тропическое удушье, наедине с океаном, звёздами и фантазиями, расцветающими в наших континентальных черепах, мы идём мимо лодок и скалящихся папоротников. И, вдруг, нас охватывает странная тревога.
Мы больше не одни – из ночной мглы возникли тени, и каждая – пялиться в нас, сохраняя молчание, от которого нам только жутче. Один, второй, и вот уже все 8 человек: мужчины, женщины и дети – все окружили нас под хохот попугаев. Кто это? Лунные изверги? Подводные шатуны? Или сосатели спинного мозга?
Лица теней скрывает ночь, но в их фигурах есть нечто отталкивающее, какой-то изъян, кривизна. Эти люди… неправильные. Живы ли они? Живоподобны!
3
В 1970-х японский роботехник Масахиро Мори, профессор Токийского Института Технологий, сформулировал гипотезу “зловещей долины”, описывающую чувство странного дискомфорта, которое возникает в отношении робота по мере роста его сходства с человеком. Вот и мы попали в “зловещую долину”. Загадочные силуэты во мраке оказавшись гипер-реалистичными скульптурами людей.
Повторно осмотрев их днём, я не обнаружил ни магии, ни искусства, но вчера, посреди карибской ночи, волшебство таки случилось. Случайность обернулась ситуацией интенсивности. Свет, место и воображение сыграли – вне галерейных литургий, вне гетто арт-центра, вне чучела общественной жизни, коим является музей или биеннале... Искусство вторглось в повседневность, и преобразило её.