Мемы транспортируют идеи и образы, а значит – и фетиши. “Особые интересы” уже давно не являются собственностью элитарных клубов – они стали частью массового зрелища. Превращаясь в мемы, такие интересы предлагают индивиду примерять разнообразные фигуры ума, распознавая в них себя. Граница между порывом сердца и результатом воздействия – почти что невидимка. Будучи кричащей вселенной, Сеть поднимает вопрос о месторождении желания:
“Видимое вторгает желание, или только озаряется им? Я “хочу”, потому что вижу, или “вижу”, потому что хочу? Что первично – соблазнитель или соблазн?”
Примером навеянного Сетью мем-фетиша является doorknob. Воспетый японским художником Ryuko Azuma, сообществом DoorknobGirl и порталом Kotaku, сей фетиш приглашает очароваться маленькой девочкой, лижущей дверную ручку.
Doorknob отсылает нас к оральной фиксации – признаку детского существа, основе другого японского фетиша – kawaii, то есть, cuteness, умилительность, “няшность”, инфантильная красота. Здесь же – антропоморфное восприятие дверной ручки, которая расположена на уровне гениталий и обозначает хуй. Фаллическую метафору усиливает также то, что дверная ручка может быть переносчиком заболевания. Она, как всё про секс, – опасна. Чем и заводит.
Феномен doorknob невозможен без понимания “грязи”, которая является здесь важной частью сексуального иносказания. Под “грязью” подразумеваются не только буквальные нечистоты дверной ручки, но и та символическая “грязь”, о которой обожают фантазировать моралисты: “грязь” ночного преступления, “грязь” медового греха, “грязь” плотского, “грязь” низвержения “святого”.
“Благодаря цензуре, Япония научилась находить “дублёров” для хуя: щупальца, мечи, рыб, баклажаны... дверные ручки... [...] В 1907 году цензура буквально набросилась на непристойности. После Второй Мировой закон всё чаще использовался для запрета изображений гениталий. Вмешательство цензуры вынудило художников быть более изобретательными в изображении сексуальности”. (Брайан Ашкрафт)
Образ “детского существа” в doorknob – метафора “пачкаемого” или уже “грязного” ребёнка, детобляди. Табу очевидно, но иносказание делает невозможной цензуру. Так действует искусство. Как и многие другие артефакты киберпространства, doorknob подтверждает тщетность всякого запрета, и слова Эрика Дэвиса:
“Сеть квалифицирует попытки установить цензуру как повреждение и обходит их”.