Капитализм наполняет вещь мифом, отрицает смерть, делает голод неутолимым, а желание – бесконечным; символическая экономика вдохновляет свистопляску симуляций. Так распускается Спектакль.
Красота, парализованная бессмертием обещает сексуальность не существа, а предмета. Протез подменяет жизнь. За товаром скрывается символ.
Человек блуждает по супермаркету среди вымышленных друзей, знаков и иллюзий. Деньги – это мёртвый воздух; все бизнесмены – безумцы.
Теперь уж нарештi finita. Спектакль буксует. Хруст пластикового яблока всё менее убедителен. Гениталии глянца оказываются каменным изюмом. Сложившиеся в мире “элиты” предстают позолоченной экземой. За пиром сытых – панихида.
Финансовый кризис обнажил триумф тлена. Но несмотря на очевидность того, что капитализм является ходячим мертвецом, многие продолжают верить в его светлое будущее, как если кроту снится солнце, или по обжорству провалился в делириум хряк.
На фоне капитал-оптимизма проект-высказывание Константина Дорошенко “Фатальные стратегии” является святотатством, зрелищем лечебного террора. За фасадом “очередного фэшн-показа” – действо-трикстер; под маской “блядства” – изящная пощечина. Место действия – машиностроительный павильон. Вместо пригласительных – книги Бодрийяра, чьи цитаты ползут червями по плазмам.
“Сегодня кризис искусства заключается в том, что его видоизменяют по образу моды — в продукт клонирования узкого, политкорректного, комфортного смысла. Своим проектом мы хотим показать, что искусство, несмотря на засилье этих кабинетных тенденций, может прорваться к жизнеутверждающему разрушению, к бытию, и делаем это с помощью именно моды как медиа — того, что является классическим носителем идеи клонирования.” — Константин Дорошенко, куратор
Модели облачены в бионическую архитектуру; за красотой их лебедя и кости – образ плывущих надгробий. Продефилировав в мехах и золоте, светские псы готовятся к аплодисментам пустотой, но тут, вдруг, занавес – и распахнулась траурная пасть: “модная публика” получает то, чего заслуживает – готовые к застолью кострища подземного царства.
Клоны срывают с себя лепестки платков, бросают их в пламя – и Вещь горит, и гибнет, гибнет пир; “Представьте себе что-то красивое, что поглотило всю энергию грязи…”; в пылающем зеркале отражается паства Золотого Тельца – их ногти и потроха, их хвосты и кишечники; кресла с телами суть сосущие гробы; Красный Петух торжествует над Жёлтым Дьяволом; вот-вот вспыхнет и сама публика.
“Мода – лишь вещи. Одежда нужна ровно настолько, насколько она выполняет свои функции: комфорта, тепла, создания соответствующего настроения. Но мы заигрались с нею, начали верить, что одежда – нечто большее. Попытки выразить через одежду статус, принадлежность к чему-то особенному, интеллектуальность – размывают, собственно, человека, превращают вас в симуляцию самих себя. Мы предлагаем вспомнить, что жизнь – нечто более захватывающее, чем потребление… [...] Жизнь, бытие, сексуальность – там, где метаморфозы. Не в самовоспроизведении пустых знаков.” (Ольга Громова, дизайнер)
“Мода — клон, а клон не может быть соблазнителен и сексуален. Мы хотели показать, что секс возможен, но только в том случае, когда объект умирает, и нет возможности им обладать. Именно в этот момент он становится соблазном.” (Дорошенко)
Придание огню символической материи равносильно испражнению на икону. И то, и другое – катарсис; отрезвляющий акт прощания с очередным божеством, от которого остаётся лишь трофейный пепел.
Разрушая “мандалу” капиталистического спектакля, “Фатальные стратегии” подводят под ним черту. Что же дальше? Авторы не оставляют рецептов, но совершают действо, которое по своему существу уже “после капитализма” – возвращают смерть на территорию сознания.