Дракон с алмазным затылком уносит меня на Север, мимо бесконечности коров и чугунных москитов, сосущих нефть из сухого калифорнийского поля. Ночью москиты превращаются в огненные хвосты, коровы – начинают пахнуть смертью и аммиаком. "Однажды я обнаружил в этой пустыне рисовые плантации, и не мог поверить своим глазам", – говорит дракон. В его взгляде отражается созвездие фар; золотая пыльца сеет искры в ноздрях, сердце гонит по венам вино – не уснуть. Когда уши дракона окунаются в солнце, мир через них предстаёт красным. Красной восходит и Луна над долиной, где в тёплых щелях, среди гор, живут подземные латино – землеройки. Их шляпы подобны семенам крылатки – разносятся ветром по полю, вонзаются в почву и прорастают мандариновыми рощами вдоль трассы. Дракон летит со скоростью под 200 в час, и о его глаза, – до брызгов, с хрустом – разбиваются летящие навстречу мотыльки. Здесь возникает мост, за ним, в тумане, – маяки и тюрьмы. Дракон проглатывает хлеб, и у обочины растаяли жандармы. Вскоре я выбираюсь из дракона в Сан Франциско. Меня встречает изгорбленный город, по чьим холмам ползут безликие люди с телефонами – робот за роботом. Представить, что здесь когда-то происходила революция решительно невозможно. Улицы покрыты сырой тенью, и всё обыденно, как в страшном сне про ксероксы и офис. Мой взгляд, словно загнанный зверь, мечется из стороны в сторону, перебирая лицо за лицом – ничего... Скучные работники ещё более скучных корпораций, творцы стартапов и эппов – все, как один: унылая компьютерная слизь. Открываются рты, а из них – суетливо закликала мышь.
В Долорес Парке – старики среди детей – тихих и послушных, как домашние животные. "Я обожаю чай-комбуча после йоги". Столица мировой педерастии – Кастро – тоже без страстей: степенные анусы степенно посасывают коктейли, и напоминают черепах на водопое. "Уступите место!", – говорит мне дама с бородавкой в Беркли, а усевшись, начинает что-то нервно подчеркивать в распечатке "Сексизм и гендерное равенство". Хиппи, так никогда и не вернувшиеся из Лета Любви, сегодня торгуют психоделическими сувенирами на фоне проплывающих мимо кремниевых клерков. Бомж бросается флэшкой, старуха кашляет кровью, а толстяк за соседним столиком вот-вот закончит новый интерфейс и, наконец-то, вернется в свой World of Warcraft.
Похоже, Сан Франциско – сытая формальность. Отчаявшись напиться жизнью в этом царстве сисадмина, я бросаюсь в объятия ближайшего негра, и он мурчит мне в ухо песню про пантер. Я мурчу ему что-то в ответ, а уже в следующий миг снова несусь, зарывшись в чешую дракона, над полями – через скотобойню, мимо пламенеющих электростанций, высматривая на горизонте силуэт ангела.