Повсюду в этом доме – актрисы. Стоят на балконах в халатах, и курят, как фабрики с томными взорами. Искря окурками, превращаются в птиц, и щебечут до полной луны о ролях и парнях. “Хочу играть в комедиях”, – сообщает Кэйт, и я вспоминаю, что всякий дантист предпочитает косметическую стоматологию. Как и в комедиях, там лучше платят. Не редко – самоубийством. Такова цена за жизнь по расчёту. Люди, променявшие удивительное на выгодное, встречаются мне на пути всё чаще. И чем белее мир, тем больше шастает вокруг него холопов. Один за другим бросаются в хрустальные бокалы к господам, чтобы, быть может, пригодиться, услужить и тоже сеять в своё чрево фуа-гра. "Икра!". Ну а пока – всего лишь пляшут на глазах господ и прочих тех, кто ягодицей в тёплом пироге.
Не стоит, однако, путать холопа с работником сервиса. Бариста – способ выживать. А вот холоп – это скорей про то, что в голове. Существуя в рабских условиях, мексиканская домработница свободнее тех, кто челядь по самой своей сути.
Гаже хозяина может быть только раб, изображающий хозяина. Нет существа опасней и подлей. Его заглавный страх – быть изгнанным во двор, и меркнуть в гроб без позолоты на челе. Прислуживая, холоп то и дело подпрыгивает, и таким образом возвышается над чернью. Уже в следующее мгновенье, правда, сила притяжения восстанавливает классовый порядок. Холоп снова оказывается среди себе подобных. Отчаявшись, он готов перешагивать через судьбы, и оборонять порядок своих господ, каким бы унизительным этот порядок не был. "Вдруг возьмут?". Качество холопа определяется длинною его вездесущего языка.
Мир делится на два типа существ: тех, кто, заглядывает за забор к богатым, и смотрится в зеркальце, и тех, кто просто смотрится в зеркальце. Вторые мне ближе, от первых же – ёжится зоб. Равнодушие к общественному мнению и статусу указывает на свободу. Внимание к публичному в ущерб личному – напротив, обнажает лакея. И потому рядом с дырявыми лачугами на Рокавэй Бич стоят спортивные авто. Лакей – это о показухе, и бедняках, интересующихся модой. О часах Rolex в квартире без света. О памяти, которая забыла про закат, но помнит цену каждой шляпки на чужой голове.
Черт с ними, впрочем, мир – красив. Нет бедности, когда есть мокрый глаз. Когда повсюду – распускаются цветы, и ты – стучишь из собственной груди. "Деревья происходят для меня". Ночи холодные и голое окно. Моя постель, словно вагина мертвеца. Ныряя в губы одеяла, я отправлюсь на поиски тёплого тела – во сны. Мне снятся театры и озера, уши и волосы. Гуляя по голливудскому кладбищу, я проваливаюсь в распахнутые пасти павлиньих хвостов. Тысячи русских глаз смотрят в меня с могильных плит. Когда дождит – пальмы лежат на неба серебре. “Люди похожи на коров” – мне говорит Джанис. – “И я нашла тебя”. На фотографии – телёнок с большими ресницами жуёт ромашку. Так я себя и чувствую.