Мораль мучительна, поскольку невозможна. Каким бы флагом она не прикрывала своё причинное место, её идеал остаётся недосягаем. Живой человек попросту не способен на совершенство. При этом, именно совершенство является требованием всякой морали. Правые и левые, монархисты и анархисты, сторонники гей-браков и противники абортов – все они пытаются натянуть человека на свой идеал добра и справедливости. А он всё равно не натягивается; рано или поздно даёт осечку и оказывается несовершенным. Это, пожалуй, наша самая обнадёживающая черта. Недосягаемость совершенства превращает мораль в прокурора. Там, где возникает прокурор, возникает и обвинение. Чувство вины не случайно является спутником всякой морали. Сознавая собственное несовершенство, человек укоряет себя за неспособность на бытие в белом пальто. В ряде религиозных культов такой укор принимает форму публичного самобичевания: люди прокалывают щеки, лупят себя цепями, усераются на Луну... Более образованные скромно впадают в депрессию и кончают жизнь самоубийством. Так или иначе, быть моральным – это чувствовать себя говном. И хотя это даже по-своему трогательно, что, под воздействием моральной чесотки, такое говно стремится быть лучше, сама по себе задача улучшить говно – не из лёгких. Сколько сахара ты в него не досыпай, оно всё равно продолжает горчить и зловонствовать. Легче не улучшать, а просто смыть.
Для меня не имеет значения, либерализм, фашизм или ещё какое православие. Любая мораль – бесчеловечна. Внутри либерализма я чувствую себя точно таким же “грешником” (белым мужчиной-насильником), как и внутри христианства, под опиатами которого обещал богу прекратить дрочить, как только мне исполнится 15. “Являюсь ли я фарисеем?”, – спрашивал я в слезах у своего пастора. Он улыбался, хлопал меня по плечу, и отвечал: “Возможно”. Вот и теперь, на волнах левизны, мой индивидуализм, вдруг, оказывается “буржуазным”. Какую бы идеологию я к себе не примерил, она обязательно сообщит мне, что я – чмо, и что меня нужно срочно переделать. Удовольствием все эти насильственные апгрейды и близко не пахнут. В итоге, единственная здоровая позиция – это быть Маркизом Де Садом. Потому что всё остальное – тупо Захер-Мазох.
Нет, и не может быть такой морали, которая бы сказывалась на психике человека положительным образом. Ощущение собственного убожества не может служить отправной точкой для прогресса. Невозможно лупить себя розгами, и надеяться развиться в нечто большее, чем затурканного мученика. Раз уж всякая мораль доказывает только то, что человек “плохой”, необходимо покончить со стремлением быть “хорошими”, эмансипировать “грех”, и принять себя такими, какими мы есть: сложными, противоречивыми, неоднозначными.
В конце концов, противиться греху – значит противиться себе; быть душителем сердца; предпочитать реальности желаний фантазию теорий. И, в этом смысле, – идите-ка на хуй. Вот что хочется сказать моралисту. Не важно какому – любому: пиздуйте. Между собой разбирайтесь, кто наци, а кто феминистка. Сначала, однако, сходите, пожалуйста, на хуй. В сбоях, в осечках, со всем своим несовершенством, жизнь обретает интригу, становится непредсказуемой, и оттого интересной.