Назови это хоть хипстерами, хоть миллениалами, но в перламутровой слизи моего поколения можно разглядеть не только пузыри с пустотой, а и нечто итоговое. Все эти люди в шляпках с бородами, – “под 90-е”, “как битники”, “а-ля Нью-Йорк 70-х”, – являются венцом постмодернизма, его демографическим выражением. Обвиняя их в беспринципности и сплошных цитатах, легко позабыть о том, что эти их свойства напрямую связаны с их исторической функцией. Это не просто что-попало. То, что попадает в их сопла, обречено сгорать в газах камбучи. Я в этом вижу обещание. Уж не знаю как на постсоветском пространстве, а в Америке хипстер давно утратил черты модной субкультуры, и сделался обыденной молодёжной формой. Разговор о ней успел всех заебать. Но вот прошло десять лет, и пух сменила седина – хипстеры потихоньку стареют: те, кто ещё вчера называл родаков родаками, успели сами нарожать визжащих тушек. Меня здесь интересует не столько отвисание сисек и животов, сколько горизонты. Уже всем, думаю, понятно, что миллениалы – это никакое не будущее. Будущее – это 15-летние аутисты, лишённые эмпатии, и мыслящие мемами; существа, которые не вынимают глаз из телефонов, но бояться по ним говорить – вот кто протэгирует наше завтра. Тем не менее, лебединая песня хипстера ещё не спета. Здесь и сейчас он играет роли желудка и кишечника.
Я не случайно заговорил о миллениалах в контексте постмодернизма, который, как и миллениалы, является беспринципностью и цитатой. Неспособность предложить новое – это не слабина, а сама суть моего поколения. В недрах белки сгинет всё – напяливая на себя формы прошлого, она лишает их субстанции, и таким образом перерабатывает старый мир. Большевики-модернисты делали это из убеждений, что их, собственно, и погубило – костенея, убеждения превращались в чудовищ. С хипстерами всё иначе. В силу поверхностности, они не способны на убеждения, и остаются щелочью, которая разъедает любой фашизм и коммунизм. Выражаясь библейским языком, функция хипстера – Апокалипсис.
Тот, кто утверждает, что миллениалы – это хуй собачий, видимо, не понимает, что и собаке нужен хуй. Всему свое место и призвание. Пёс чем-то ест, и из чего-то гадит на газон, – попробуй заявить, что пасть важнее ануса. Так вот мы и есть тот самый анус собаки. Через нас из человечества и повыходит всё то, что сейчас булькает и смердит: все газы и шлаки – наследие наших отцов. Штаны “как в 90-е”, свитера, “как у АВВА”. Все “как у”, – одна сплошная кака...
Почему можно одеваться, как в прошлом, и нельзя думать, как в прошлом – быть, например, фашистом? Это только кажется, что борьба идёт между современностью и консерватизмом. В действительности пиздятся сплошные староверы. И Трамп, и новые левые – явления того же порядка, что и ряженные в старьё из 90-х модники. И там, и там речь об озирании в прошлое. ИГИЛ – это ведь тоже хипстеры. Просто из-под другого хэштэга. Все дрочат пусть на разный, но винтаж. Суть некрофилии от этого не меняется – бабушка ебала кадавра. Проблема не в том, что мы – анус. Проблема в том, что анусом сделались все.
Мир воротит и глючит, цитата сталкивается с цитатой, всё нагромождается, бродит по кругу, заходит в тупик. Я говорю об этом с воодушевлением. Апокалипсис – это надежда. В первую очередь, на обнуление, – будущее без прошлого. А значит и без нас. Значит, война. Фана не будет. Как не будет и нас. Может, в этом и заключается дух времени: движение вспять и политическое легкомыслие хипстера способствуют тому, чтобы пиздец настал, и нас всех смыло с щёк Земли, как слёзы?
Мне бы хотелось закончить на оптимистической ноте, обрисовать футуристическую перспективу, сказать, что в последней войне уцелеют спермы и матки, а главное – машины, способные вырастить баклажаны нового человечества – желательно, в анналах самых прогрессивных геев. Да только куда более вероятным образом будущего мне представляется разумная машина, и её не менее разумный отказ от плесени нашего биовида. То есть, давай до свидания. Сознавая кончину, мы отчаянно пялимся во вчера. А оттуда подмигивает кому-что: кому Маркс, кому зига, а кому и “адики”, – как в 90-х <3