Люди, переживающие по поводу своего внешнего вида, — прыщей там, морщин, живота..., — по всей видимости никогда не любили, и любимыми не были. Тот, с кем любовь случалась, знает, что под её воздействием человек превращается в крота, и перестаёт замечать естественное несовершенство ближнего. Те же, у кого на пути поцелуя становится прыщ, поцелуев вообще не заслуживают. Что толку сосаться без чувственной подоплёки? Ведь и кадавры, которых сваливают в братский могильник, периодически соприкасаются губами. Содержат ли такие соприкосновения удовольствие? Едва ли. Губы мертвеца остаются холодными.
Да, не все отношения сводятся к любовному чувству. Общество буквально кишит чиновниками, ментами, работодателями и коллегами... – людьми, чей взгляд на тебя не замутнён опиатами страстей. Существование незнакомцев, которые ещё никем в твоей жизни не стали, и решают кем стать как раз в тот миг, когда ты светишь им в лицо лампой лимонного фурункула, казалось бы, оправдывает переживания, связанные с коррозией твоего тела. И, всё же, любовь сообщает секрет, узнав который невозможно продолжить страдать перед зеркалом.
То, как любовь влияет на механику восприятия говорит о том, что реальность вообще не имеет значения. Она доступа нам лишь в качестве произвольных интерпретаций, чьи формы зависят от положения мозгов, и тех обстоятельств, в которых над ними творится пар сознания. Если я могу перестать видеть прыщ, значит я могу перестать видеть город, озеро, континент. Моё состояние выбирает состав реальности. Моя жизнь – это бесконечный поток галлюцинаций, предваряемых титром: "данный фильм основан на реальных событиях".
Всё это не повод забить на физическую реальность тела, от здоровья которого зависит качество наших галлюцинаций. Но сознавая пластичность мира, можно перестать терзаться правдой зеркал с этим их реализмом, лишённым фантазий. Тем человек и отличается от машины, что простирается за пределы факта – в область видения. Разгуливая по обществу, видения сталкиваются и, если посчастливилось, искрят. Ну а прыщами с животом пускай заботятся кадавры. Ничего кроме тел у них, собственно, не осталось.