Based in Sydney, Australia, Foundry is a blog by Rebecca Thao. Her posts explore modern architecture through photos and quotes by influential architects, engineers, and artists.

Видно, что она влюблена. Об этом сообщает челюсть, выныривающая со дна её рта, будто кит. Разговор происходит о чём-то. Она слышит, но не слушает, – то и дело перебивает его поцелуем. Затем хихикает, как вор, только что похитивший самое ценное, что было в этом парне, и снова изображает внимание. Он что-то там ещё пытается сказать, но она так улыбается, что окончания слов его больше не слушаются. Он опускает глаза, и из них для неё прорастают коровьи ресницы.

Я смотрю на ласкающихся школьников, и понимаю: бог – ничто, и нация – ничто, и на деньги плевать, и на всё наплевать. Главное, чтобы окончания не слушались, а ресницы прорастали. Всё прочее – компромиссы, которыми мы залатываем дыру в том месте, где должен цвести сад. 

Вагон качается, носы касаются, из-под коры течёт клубничная смола. На шортах у неё не зря написано "Флорида". В мутных взглядах влюблённых детей запревают тропики. Теряясь в них, они забывают о мире пограничников и рабов.

Любовь прощает всякий произвол. А без неё какая разница какой ты человек, и что вокруг? Я поддержу сепаратизм, если она сепаратист. Мы перелезем через забор, прикончим сторожа, сожжём особняк и будем ебаться на пепле, на гербе, на флаге, и всём, что так ценно для этих прохожих.

Внимания заслуживают только любовники и преступники. Все, кто горит, и кто не помещается в закон. Все прочие – без лиц, без запахов, без цвета. Жизнь коротка, и только грех делает её интересной. Грешник – это мечтатель. Здравому смыслу он предпочел лихорадку. Согрешить – значит желать сильнее, чем бояться.

Из прошлого являются друзья, и все мне говорят, что "родина в огне, но будет хорошо. Нужно лишь оттеснить врага, вернуть былые земли". Дыхание этих – армейский сапог. Краснеют их щеки, и члены встают на парад. "В этом году, – говорят они мне, – нас побаловали танками отечественного производства." 

Лучше бы вас побалывали пальцем. Если стрелять, то только струями, и в рот. Лизать хуй или клитор, но только не ствол. В обмен на тёплую ладонь врагу можно отдать любые земли. Патриотизм случается от одиночества. Не имея любовника, любишь страну, бросаешься в объятия к народным массам, и им наливаешь волшебный компот, изначально предназначавшийся тем редким птицам, для которых у тебя на лице и растут эти губы.

Испанский язык превращает рот в музыкальный инструмент, и позволяет кусать им стебель розы. Южные люди любят жарко; без полумер и игры в завоевателя и козу: он хочет, она неприступна, он напирает, она противится, но он не сдаётся, и, в конце концов, сдаётся она. Так со дна, из пучин, появляются русские семьи, и тапки, и мамки, ковры, и серёжки на ножках, копытца под шубой; женщины с бледными лицами, плетущиеся позади пурпурных от жара и жира мужчин.

Другое дело люди пальм и зноя. Она его толкнула к стенке, схватила за жопу, как цаплю, и проглотила на глазах у всех без остатка. Он не стал от этого меньшим мужчиной, как и она не стала легкодоступной. Впиваясь друг другу в черепа, они высасывают мозг, становятся кретинами, и только в этом состоянии любят – без меры. Белый американец в это время просчитывает потенциальные убытки от развода, а русский не может понять, кто здесь царь, и где мать.

Голодная кожа

Техногенная духовность