1
В первые дни протестов против расизма и полицейского произвола, когда американцы были охвачены яростью, и громили полицейские участки, медиа хором пели о том, что погромщики – мародёры, ведомые шкурным желанием обзавестись халявными шмотками под шумок трагедии. Акцент на лутинге, не объясняющий его социальных причин, и отвлекающий внимание от содержания протеста, способствовал его дискредитации, и оправданию силовой интервенции.
Позже станет известно, что полиция закрывала глаза на мародёров, позволяя им произвести пугающие обывателей картины хаоса, и подавляла, в первую очередь, протестующих: их задерживали, избивали дубинками, поливали перцовым газом, и расстреливали резиновыми пулями. На пути протестных шествий “волшебным” образом возникали брошенные полицейские машины списанных моделей (для их последующего сожжения), и аккуратно сложенные кирпичные блоки в местах, где не велось строительных работ – напротив банков, магазинов, судов...
Это не значит, что уничтожение материи власти не было частью языка протеста. Однако ни такое уничтожение, не сопровождавший его лутинг, не был реальным контентом протеста. Протестующие выдвигали конкретные требования: наказать виновных в убийстве Джорджа Флойда, дефинансировать полицию, прекратить расовую дискриминацию. “Беспорядки”, сопутствовавшие эти требования, были следствием гнева, вызванного 9-минутным зрелищем убийства Джорджа Флойда, и тем обстоятельством, что подобные убийства афро-американцев давно стали повседневностью США. “Восстание – язык неуслышанных”, – говорил MLK.
2
Силовое подавление восстания предварял нарративный контроль– власти представили восстание как тотальное разрушение, ведомое агентами хаоса, действующими либо по глупости, либо из жадности, либо по наитию внешних акторов. Так POLITICO усмотрел за протестами кремлёвский след, а Miami Herald – Венесуэлу. И всё это – на фоне пандемии “китайского вируса”, разработанного коммунистами для того, чтобы саботировать американскую демократию.
Иллюстрируя статьи о мародёрстве фотографиями мирных протестующих, LA Times, как и прочие крупные СМИ, убеждал общественность, что протест – это мародёрство, а мародёрство – не протест. Такая манипуляция размывала грани восстания, и описывала их одним широким мазком коллективного осуждения. Его не было видно на улицах – среди прохожих, аплодирующих протестующим с тротуаров, балконов, из окон. Но оно превалировало в медийном поле власти.
Шеф полиции Лос Анджелеса пошёл в деле правительственной травли дальше всех, заявив, что погромщики магазинов виноваты в смерти Флойда “в той же степени”, что и четвёрка убивших его офицеров.
Правая реакция первых дней восстания была представлена двумя тенденциями, в равной степени осуждающими “насилие” протестующих: консерваторы кричали о “дикости”, “криминальности” чёрного человека, и происках антифа; либералы же переживали о “малом бизнесе” (представители которого поддержали восстание, и с пониманием отнеслись к лутингу). В итоге, обе категории критиков восстания и защитников статуса-кво дали властям карт-бланш спустить силовиков. И власть спустила всех: полицию, национальную гвардию, иммиграционные и секретные службы; даже отдел по борьбе с наркоторговлей, и тот переключился на протест.
11 тысяч человек было арестовано. 20 убито. Такая жесткая реакция властей, которые не пощадили ни женщин, ни детей, ни стариков, ни прессу, показывает форму протеста, которую власти боятся. А боятся они её потому, что эта форма действенная, и предполагает не просто выражение недовольства и декларацию намерений, а прямое действие в отношении порядка вещей; то, что Славой Жижек называет “подлинным протестом”.
Насилие американских властей, поступивших с собственным народом в лучших традициях тоталитарных режимов, обнажило реальность за маской полицейской “демократии”, и показало, что красивые речи про свободу и права звучат из уст правящего класса ровно до тех пор, пока народ не пытается их реально взять.
3
После того, как восстание было подавлено силой, и опасность для статуса-кво миновала, власти резко сменили тон, и принялись противопоставлять “плохим” погромщикам и мародёрам “хороших”, мирных протестующих.
Чем более мирными они становились, тем большей нежностью преисполнялись голоса “центрального телевидения”, мол, вы посмотрите какие прекрасные дети – идут с плакатиком, ни с кем не дерутся, ничего не ломают, и разъезжаются по домам перед началом комендантского часа (который, в ряде особо богатых и перепуганных “чернью” районов, объявлялся с часу дня).
Полицейские, ещё вчера метелившие собственный народ, сегодня стали снова улыбаться, и становиться на колено – на этот раз, не для того, чтобы задушить безоружного афро-американца, а чтобы выразить на камеры свою поддержку протестующим. Это, разумеется, не мешало им добивать седовласых смутьянов за пределами таких пиар-фотошутов, и аплодировать за эти побои друг другу.
В Атланте, перед началом комендантского часа, армия начала танцевать с народом “макарену”, как она это делала для пацификации населения в Ираке. Сегодня, при виде камеры, отмытой от слезоточивого газа, всякий нацгвардеец показывает тебе значок “пис”. Только левой рукой, ведь в правой – автомат.
В Вашингтоне, где протесты проходили у стен Белого Дома, и вынудили секретные службы эвакуировать Президента страны в бункер, власти оперативно произвели мюрал – огромную надпись Black Lives Matter, растянутую на несколько кварталов до Белого дома. Занятый им отрезок улицы переназвали в Black Lives Matter Plaza.
Мэр Миннеаполиса публично расплакался на похоронах Флойда, а мэр Лос Анджелеса раскритиковал “статус-кво”, создал новый отдел по правам человека, и отдал полиции 54% городского бюджета.
В результате такого оперативного кризис-менеджмента, призванного укротить протестующих, и отвлечь внимание от системных причин, вынудивших их выйти на улицы, подлинный протест сменился мирным протестом.
“Вот он новый тип протеста!”, – щебечет LAist, показывая школьников, пришедших отмывать с домов революционные лозунги FUCK THE POLICE и EAT THE RICH.
Другим новым типом протеста стали “голодные забастовки”, не имеющие ничего общего с голодом, и представляющие собой студенческие пикники на пледах перед домом мэра, который согласился отрезать $250 млн. из 3 миллиардного бюджета полиции на нужды всех “гонимых и голодных” (“На каких-то Black Lives Matter, вместо нас?!!!, – возмущается по этому поводу чёрная копша).
Но по-настоящему очаровавшим всех “орудием борьбы с системой” стал техно-протест в формате рэйва а-ля Burning Man.
В Лос Анджелесе на официальный ивент от Black Lives Matter собралось 20 тысяч человек. Все они приехали на бульвар Сансет нарядными, в красивых машинах, с детьми, собаками, фудтраками, чтобы потанцевать, запилить сэлфи, и крикнуть: “Fuck Capitalism!“, прикупив майку с лицом Джорджа Флойда. Пробыв на марше несколько часов, я так и не встретил ни одного копа. Они тут больше не нужны.