В 1905-м году группа филлипинских охотников за головами из народности Игорот была доставлена в Нью-Йорк, чтобы развлекать посетителей парка Кони Айленда своими племенными ритуалами и поеданием собачьего мяса.
За несколько лет до этого, во время Испано-Американской войны 1898-го года, американский врач по имени Труман Хант отправился на Филиппины, которые тогда были колонией Испании, и вскоре после победы американцев стал вице-губернатором провинции Бонток, где проживали игороты.
Войну предваряла национальная революция (1896-1898), призванная освободить Филиппины из-под власти испанской короны. Поддержка США поспособствовала этой задаче, но ценой за такую “помощь” стала независимость.
В 1899-м году филлипинский народ восстал – теперь уже против американских колонизаторов. Активная фаза этого восстания, известная также как Филиппино-Американская война, продлилась до 1902-го года, унесла 6165 американских и 220 тысяч филиппинских жизней (200 тысяч мирного населения), и завершилась для Филиппин поражением. Всё последующее десятилетие это сопровождалось партизанской борьбой, и международной полемикой о статусе Филиппин.
В 1904-м году правительство США выделило $1,5 млн. на то, чтобы доставить в американские лунапарки 1300 представителей горных филиппинских племён для участия в представлениях, убеждающих общественность в том, что “эти дикари” не готовы к самоуправлению. Будучи колониальным менеджером по игоротам, Труман Хант лично занялся их вербовкой, обещая $15 в месяц каждому, кто согласится отправиться в США, и “показать свою культуру и обычаи”.
Игороты были идеальными кандидатами для той задачи, которую решала с их помощью Империя – воинственные горцы и охотники за головами, они были покрыты татуировками, и в своей традиционной обрядовости соответствовали колониальному стереотипу “экзотичного папуаса”, которого нужно “окультурить”. Это при том, что их народ включает в себя шесть этно-лингвистических групп, и создал одно из чудес света – рисовые террасы в Бонауэ. Живя в горах, куда так и не смогли проникнуть испанцы, игороты были последними из “покорённых” филиппинских племён, которые четыре века боролись с колонизаторами.
С одной стороны, игорот был ярким зрелищем, на котором можно заработать, с другой – символическим знаменателем в руках Империи для всех филиппинцев, чей народ представляет собой мозаику множества этносов (170 разновидностей коренных языков). Подытожить всё это игоротами было имперской хитростью, и следствием белого взгляда на темнокожих игоротов, “этих азиатских негров”. Как и идея выставлять представителей иных культур в “человеческих зоопарках”.
Представления, организованные Хантом под вывеской “Филиппинская деревня“, включали в себя вольеры с детьми игоротов, которых выставляли на показ как “чудных обезьянок”. И хотя это подавалось как знакомство с чужой культурой, шоу Ханта не были аутентичными. Ритуал, предваряющий охоту за головами, и употребление в пищу собак, не являлись чем-то повседневным в реальной жизни игоротов. Напротив – всё это осуществлялось по особому случаю, и окружалось соответствующим церемониалом. Хант же поставил его на поток, и потеху толпы – поедание собачатины стало для игоротов номером-на-бис, который они были вынуждены выполнять ежедневно во время “работы” в парке развлечений.
В конце концов, превращение игоротов в “цирковых зверей”, – в товар и вещь, – окончательно коррумпировало Ханта. Бывший врач, в своё время вызвавшийся волонтёром в лечебницу для больных холерой на Филиппинах, обесчеловечил не только игоротов, но и самого себя. В частности, он присвоил $10,000 зарплаты игоротов, и регулярно крал их заработки, полученные от продажи сувениров.
Когда на это обратили внимание власти, Хант спаковал игоротов в чемодан, и сбежал. Во время бегства, двое игоротов погибли, и были брошены Хантом без похорон. Погоня, охватившая территории США и Канады, привела к аресту Ханта – он был осуждён на 18 месяцев тюремно-трудового рабства.
По истечению “рабочих” контрактов, игороты были отправлены на Филиппины. В будущем многие из них приняли участие во Второй мировой войне, борясь с японскими захватчиками, – то есть, являясь анти-фашистами, – и время от времени вспоминая традиции предков, воинов-охотников за головами.
***
Какой урок о механике угнетения можно извлечь из этой истории?
Обесчеловечивание ближнего обесчеловечивает не только эксплуатируемых, но и самого эксплуататора. Угнетая человека, ты угнетаешь себя.
Неравенство всегда служит правящему классу. Иерархия, разделяющая людей на тех, кто над, и под, назначает “меньшего человека”. Его положение “разрешает” как угодно манипулировать его телом и судьбой. Маркер “низшего” даёт добро на его эксплуатацию “высшим”. Поэтому необходимо внимательно оценивать не только действия угнетения, но и предваряющие их слова обесчеловечивания – маркировку, и положение, в которое она ставит того, кому предназначается; класс говорящего, класс выговариваемого, но главное – в солидарности с каким классом: с народом ли, с людьми, или с хозяйской машиной совершается высказывание/действие?
Общим для всякого фашизма является исключение человека из общества с дальнейшим его превращением в вещь. Вещь можно продать и купить. Вещь можно использовать. Или уничтожить. Борьба с фашизмом, таким образом, – это борьба с превращением человека в вещь. Анти-фашизм есть гуманизм.