1
Представители либерального истеблишмента, – от Френсиса Фукуямы и Ноама Чомски до Джоан Роулинг и Маргарет Этвуд, – подписали коллективное письмо “О справедливости и открытой дискуссии”. Этот характерный документ времени является реакцией на культуру бойкота, которая сопровождает протесты в США, и утверждает новую этику поведения. Её нарушение оборачивается серьёзными карьерными последствиями. Нет дыма без огня. Но не всякий дым исходит из благородной озабоченности реальной проблемой – некоторый валит из того самого места, которое пригорело.
“Мощные протесты за расовую и социальную справедливость выдвигают давно назревшие требования реформы полиции, наряду с более широкими призывами к обеспечению большего равенства и включённости во все сферы общества – не в последнюю очередь, в области образования, журналистики, филантропии, искусства. Но насущная необходимость в этом усилила также новый набор моральных установок и политических обязательств, которые склонны ослаблять наши нормы открытого диалога и толерантности к отличиям в пользу идеологического конформизма. Аплодируя первому, мы выступаем против второго. Анти-либеральные силы набирают ход по всему миру, имея в качестве могущественного союзника Дональда Трампа, который представляет реальную угрозу для демократии. Нельзя допустить, чтобы сопротивление скатилось в собственный догматизм и принуждение, которые уже используют в своих интересах правые демагоги. Обрести демократическую инклюзивность, которой мы добиваемся, можно только в том случае, если мы будем говорить открыто об атмосфере нетолерантности, сложившейся со всех сторон”.
Это – очень правильная музыка, в мелодиях которой легко потерять её посыл: мы, конечно, против расизма, и приветствуем протест, НО… обществу не нужны радикальные перемены – достаточно “реформ” и “большего равенства”; не будем забывать, что наш главный враг – “анти-либеральные силы” во главе с Трампом, и потому – возьмёмся за руки, друзья, и проголосуем за Джо Байдена. Иными словами, это – классическое обращение представителей элит к среднему классу на понятном ему языке умеренности и вечного реформизма-на-стероидах моральной болтовни о демократии, инклюзивности и толерантности.
Призыв к “большему равенству”, за которое выступают подписавшиеся, – это не призыв к равенству. Это очередной призыв к “меньшему злу” (но злу); к меньшему неравенству – к снижению иерархического давления при сохранении иерархии, к смягчению порядка вещей, к “более гуманному” людоедству, к “очеловечиванию” удушья, к компромиссам и полумерам.
Выступая против “идеологического конформизма”, авторы письма тут же его демонстрируют, заявляя в качестве своих врагов “анти-либеральные силы во главе с Трампом” – позиция несогласия с либерализмом объявляется личиной трампизма, угрозой демократии. Поскольку либерализм является политическим выражением культурной гегемонии, и представляет систему, такое обобщение не только вступает в противоречие с задачей системных перемен, но смешивает в одну коричневую кучу “правых демагогов” и противников рыночной идеологии: социалистов, анархистов, антифашистов, участников де-колонизационных и анти-империалистических движений…
Авторы подменяют реальные требования протестующих, – дефинансирование полиции (DEFUND THE POLICE), направленные на ликвидацию её института, – “давно назревшими требованиями реформы”. Внутри протеста слово “реформа” не звучит, и считается языком власти, но авторы письма об этом, “не знают”, так как “аплодируют протесту” из своих поместий и яхт, выстраивающихся в слоган: “мы все в этом вместе”.
2
Стоит ли напоминать, что о “давно назревших реформах” страна начала говорить только после того, как народ принялся жечь полицейские участки и автомобили?
Как бы не пыталась Демократическая партия свести угрозу демократии к своему оппоненту на выборах, – Трампу, – эта угроза не имеет партийной аффилиации, и является системной. Для протестующей Америки мечта либеральных бумеров о возвращении в “славные обамовские времена” Великой Рецессии 1.0 ничем не отличается от слогана трампистов: Make America Great Again. Для тех, кто вышел сегодня на протест, Америка никогда не была “great“. И поэтому действительные исторические потребности протеста революционны. На это можно фыркать, но этого нельзя не учитывать, раздражая протестующих идеями вечных реформ, которые вдохновляют только тех, кто на самом деле не хочет ничего менять.
И уж кому-кому, а не либеральным элитам жаловаться на “идеологический конформизм” и “атмосферу нетолерантности”, учитывая, что на протяжении последних десятилетий, при непосредственном участии завывшего теперь “демократического” истеблишмента, в США процветал новый маккартизм, апофеозом которого стал Дональд Трамп.
Не нравится “cancel culture”? Чудесно! Но где же был ваш коллективный голос против, когда её жертвами становились критики американского империализма, социальной несправедливости и диктатуры рынка? Известно где – во власти. Откуда вы невозмутимо затыкали неудобные рты, возражающие против “линии партии” в таких полемичных вопросах как Палестина, Саудовская Аравия, Китай, Венесуэла, Сирия или Куба…
Никакая армада авторитетов не способна изменить того факта, что Америка протестует не против Трампа, и не за Байдена, а против самого статуса-кво, за новый порядок вещей, который она пока ещё не в силах выговорить. Не потому ли, что вы, господа либералы, отняли у неё для этого слова?
“Необходимо сохранить возможность искренне не соглашаться с чем-то без тяжёлых профессиональных последствий для себя. …Слишком часто слышны призывы к скорой и суровой расправе за то, что кажется кому-то выходом за рамки допустимой свободы слова и мысли. …Редакторов убирают за публикацию неоднозначно воспринимаемых текстов, изымаются книги, журналистам запрещают освещать определённые темы, преподаватели попадают под расследование за цитирование в классе литературных произведений, исследователя увольняют за распространение им своей работы, ранее получившей признание академического сообщества, руководителей организаций выгоняют за неудачные оговорки. …Возникает само-цензура писателей, деятелей искусства, и журналистов, которые боятся за своё жизненное благополучие, если они отклонятся от общей линии или хотя бы поддерживают её недостаточно рьяно".
Простите, но это реальность, в которой давно живут писатели, деятели искусства, и журналисты, не согласные с гегемонией тех, чьи подписи стоят под письмом. И ровно тот же словарь, и те же доводы используют сегодня alt-правые, освоившие риторику “прав человека”, и рассуждающие о свободе слова всякий раз, когда им не дают назвать чёрного “н-гером”. Очевидно, что такая риторика превратилась в инструмент популизма. Мы все согласны с её декларациями. Но это не означает, что те, кто используют её в своих интересах, являются носителями её идеалов, и политики, способной реализовать “давно назревшую потребность”. Правильные слова в сомнительных устах не убеждают. Ну а то, что волки умеют рядиться в овечьи шкуры и блеять умильно мы знаем.
3
Проблема есть, и отрицать её не стоит. Но говорить о ней нужно в конкретике каждого случая. Разоблачая, предлагать альтернативу. Так, например, ряд левых критикует “политику идентичности”, которая разобщает протест, редуцируя его до борьбы чёрных для чёрных за чёрных, и в то же время предлагает вместо таковой солидарность разных в борьбе за общее дело; платформу класса – более широкую и инклюзивную, чем раса, гендер или сексуальная ориентация; эти повестки важны, но не самодостаточны, и нуждаются в интеграции в борьбу за интересы цветного большинства – тех самых 99%.
Письмо же – о другом. Оно не про решение проблемы, а про её эксплуатацию высоконравственными болтунами; про алярмизм, который, не имея за собой трансформативной политики, является очередной атакой порядка вещей на протест – в данном случае, в лице отряда из 150 авторитетных гуманитариев: представителей системной оппозиции, которая оперирует привлекательным вокабуляром прав и свобод, но не приближает общество к ним.
Это письмо даёт возможность слиться – не с протестом, а прочь от него; брякнув на прощание какую-нибудь реакционную “мудрость”, мол, протестующие ничем не лучше угнетателей. И поползли оракулы в шарфах обратно в рестораны, чтобы там пить и ныть свои стиши “над схваткой”; журить “все стороны” за “атмосферу нетолернатности” – журить, по сути, слабого за то, что тот смеет огрызаться, или даже кусать пана в ответ.
Светские попы рыночной церкви призывают протестующих к чему угодно, кроме протеста – к борьбе без борьбы. Как если свободу можно получить без боя. Как если, будь это возможным, народ бы первым не встал на путь мира, не имея и толики тех средств борьбы за свои интересы, которые есть у власть имущих. Не на пути ли мира народ стоял всё это время? Сколько ещё ему стоять, чтобы опять и ничего не изменилось? Не очевидно ли: там, где есть борьба, есть и борющиеся, их столкновение и противостояние? Но не народ пришёл душить. Народ пришёл дышать. И душит, потому что не дают. Но в глазах придворной интеллигенции у угнетённых нет права на гнев. Они должны быть безукоризненными, и, в конце концов, невозможными; заслуживающими одного чувства – великодушного сострадания в глазах просвещённой барской челяди.
Разоблачая морализм протестующих как угрозу либеральному обществу, господа подписавшиеся забывают, что в основе этого нового морализма лежит политика идентичности – с её помощью либерализм всегда разобщал протестующих, не давая им слиться в революционную массу, способную опрокинуть систему; что этот морализм – реакция иммунитета системы на угрозу. Реакция, в том числе, внутри народа. Точно такая же как и правая диктатура, которая возникает всегда, когда капитализму угрожает “социалка”. Просто сегодня всё обострено, и вот уже система начинает пожирать себя. Либерал воет правильным воем, но не ему им выть. Ведь топор, который рубит его елейную голову, был либералом же народу и вручён. И рубят либерала, в общем-то, по всем законам либерухи.