1
Я за скепсис. Тем более в эпоху пост-правды. И сам предпочитаю сомневаться, искать ящеров под ковром, щупать распятого мальчика, тереться носом о камин папы Карло. Факт-чек никто не отменял. Но когда каждая новость о кремлёвских зверствах в Украине объявляется фейком, без оглядки на поступающие факты, это не про скепсис, не про критическое мышление. Это по-другому называется…
Да, можно удовлетвориться соображением, что человек – бот, идиот, или просто заколдован – застрял в метавселенной, созданной для него пропагандой. И, всё же, хочется копнуть в череп – понять не только механику, но также и психологию колдовства; причину, по которой человек ютится в конкретной метавселенной, и отчаянно обороняет её систему иллюзий. Что в них его зовёт? Что ему пахнет?
Отрицание преступления может быть следствием шока, душением совести, или…защитным механизмом. Факты людоедства угрожают картине мира, на которую завязано понимание себя, своей исторической принадлежности и ориентации.
Вот человек их и вытесняет, продолжая транслировать удобную веру в то, что в этой войне украинцы только тем и занимаются, что сами себя обстреливают. Тот факт, что только Россия напала на суверенную соседнюю страну, опускается, так как мешает риторическому паритету, за которым прячется кивок угнетателю.
Если бы психика работала иначе, в мире не было бы иллюзий. И, тем не менее, мы постоянно создаём воздушные замки, чтобы засесть в их башнях, как принцесса, затмить облаками холодную наготу реальности, надеясь, что дракон не прилетит. Именно поэтому дракон всегда прилетает.
2
Как человек заболел? Как заболело общество? Какие события и обстоятельства питают нынешнюю, на этот раз российскую фашизацию, и её отрицание?
Никто из нас не застрахован от фашизма. И потому важно распахнуть его жабу на столе, посмотреть в зеркало её глянцевых потрохов, послушать чваки и шепоты, обращая особое внимание на те из них, которые так или иначе отзываются в тебе самом. Что болит? Откуда ползёт эта ярость?
Размотав клубок этих вопросов, мы не сможем решить проблему, потому что она не решается. У неё нет национальности. Она в природе человека. И расцветает в конкретных условиях. Значит, её можно предупреждать; предохраняться от её триггеров и воспалений, вместо того, чтобы отменять «неправильных людей».
Происходящее сегодня напоминает немецкую ситуацию между первой и второй мировыми войнами. Этапный источник нынешнего ужаса следует искать в 1991-м году – не столько даже в самом факте поражения СССР в Холодной войне, а в той системе, которая пришла ему на смену – в рыночном термидоре.
Кощеева игла российского фашизма находится в яйце постсоветского ресентимента. Среди обманутых, разочарованных, униженных людей, которым пообещали свободу, а дали нищету, ипотеку и «постидеологическую» олигархию. Это их дети сегодня режут Бучу. Разруха и депрессия вырастили монстров.
Пока сытое меньшинство 30 лет заседало в столичной кафешке, и жонглировало неологизмами из заморской сытости, ресентимент глубинного народа рос. И был распознан постсоветскими автократами, которые его раздули в попытке решить общую для бывших республик проблему кризиса политической репрезентации; заполнили этим раздутым ресентиментом пустоту в том месте, в котором должна была быть привлекательная идея будущего, объединяющий нарратив горизонта.
Сегодня мы переживаем кровавый выхлоп ресентимента – фашизм на реактивах обиды, униженности, зависти и злобы; токсичной ностальгии по выдуманному прошлому, куда пытаются вернуться люди, сознающие, что у них нет будущего. И готовые уничтожить мир, в котором им нет места.