1
После посещения акций протеста в США, меня не покидает ощущение, что эти замечательные мероприятия, которые заканчиваются либо фудтраком, либо полицейской жестокостью – это такой… обычай. Как средневековые карнавалы, во время которых власть позволяла черни рядиться в королей, и насмехаться над ними в режиме уличного театра. Чем более ритуализированным он становится, тем меньше в нём остаётся пространства для политического воображения, способного произвести образ альтернативного будущего.
На всё это можно посмотреть как на средство социального контроля. Или как на один из рыночных механизмов, учитывая, что эти акции становятся фундаментом карьеры для одних, и способом нейтрализации других.
Работает это так: пул активистов постоянно мониторится Демпартией на предмет перспективных лидеров – желательно, из числа актуальных меньшинств. Когда такие лидеры распознаны, с них снимают «арафатки», надевают на них пиджаки, засовывают в партийные НГО, и поглощают, делая частью правящего класса в рамках наличной системы. Что сопровождается коррекцией убеждений.
Альтернативой этому является академия, где бунтари могут рассказать о бунте тем, кто либо может себе позволить учиться, либо одолжил на учёбу, и обречён расплачиваться за неё до конца своих дней – послушно работать, а не бунтовать, и, в моменты печали над ксероксом, вспоминать, как отжигал на протестах.
Да, далеко не все активисты получают возможность променять взгляды на карьеру. Большинству предстоит медленно стекать на дно общественной жизни по бесконечному количеству совершенно легальных организаций любого, да хоть большевистского толка, пока эти люди не обнаруживают себя с голой жопой перед выбором: стать бомжом, выкладывающим из тараканов пасьянсы ACAB, или пойти работать на единственно доступную этой выгоревшей публике низкооплачиваемую работу, после которой ни сил, ни времени на борьбу с системой уже точно не будет.
2
Америка – умный злодей. И самый прогрессивный консерватор на планете. Её система устроена так, чтобы предотвращать перемены по существу, подменяя их фантиком. Примерно как со статусом кандидата в члены ЕС, когда вместо того, чтобы дать тебе пряник, тебе показывают картинку пряника, на которой написано, что ты его когда-нибудь получишь, а ты в ответ радуешься журавлю в небе. Ведь журавль в небе лучше, чем пустота и в небе, и в руках. Вот в чём вся гениальность этой системы – какой бы пиздец не творился, она не даёт твоей надежде умереть, и постоянно её подпитывает, параллельно отталкивая её предмет в будущее. Так беговые собаки мчатся за зайцем, подвешенным за едущий позади них кран. Так осёл идёт за морковкой, и тянет телегу с тем, кто её держит у него перед носом.
Суть капитализма не в том, чтобы удовлетворить твои желания, а в том, чтобы желания у тебя были – разные, и как можно больше. Для этого нужны соблазны – стимуляторы желаний: все эти миллионы видов штанов, напитков, заведений, идентичностей. Чтобы тебе всегда чего-то не хватало и хотелось. Чтобы у тебя разбегались глаза от желаний, и ты действовал – потреблял. А чтобы мочь потреблять, ты должен работать на дядю. Или стать дядей, которым ты не станешь, если не будешь ему служить, или играть в эту людоедскую игру.
Вот и весь проект рыночного «счастья». Кто угодно имеет здесь возможность помахать плакатиком, послать мента, и вернуться к станку – в положение ничего не значащей, и ни на что не влияющей массы цветных рабов, украшенных брошками гендера, расы, убеждений – кто чем богат.
Таков сухой итог моего десятилетия в США, чьей витриной невозможно перестать любоваться, как и невозможно отделаться от ощущения, что, пока ты любуешься, тебя ебут, и всё это – красивое наебалово; вкусно пахнущий сыр в мышеловке. Переваривающим его мышам с перебитой шеей предлагается найти утешение в том, что тут хотя бы сыр можно поесть, а не бюджетную посыпку с ядом.