1
Разговор о языке – это разговор об инклюзии, и способности общества принять унаследованное им разнообразие собственного демоса.
Те, кто настаивают на исторической необходимости отказа от разнообразия в пользу титульного языка занимаются деукраинизацией, поскольку превращают украинский язык в обязаловку – в язык принуждения и исключения тебя и твоей идентичности.
Да, ты не хочешь, и не будешь говорить на принудительном языке из принципа, в рамках утверждения своей субъектности. Без купюр и оговорок. С достоинством.
Русскоговорящий украинец, который настаивает на своём конституционном праве говорить на родном языке, сообщает обществу: я – существую, являюсь свободным человеком, и вам меня не выжить, не отредактировать, не принудить. Это моя страна. Я у себя дома.
Сколько ты не пытайся прикрыть срам принуждения модными понятиями типа «деколонизация», никто из нас не собирается отказываться от родителей и языка, на котором они пели нам колыбельные. На этом языке звучат в нас наши мысли. И мы не позволим его у нас отнять.
Для меня важно, чтобы русский язык, который я люблю всем своим сердцем, и без которого меня не существует, принадлежал, в том числе, Украине, и не был аннексирован, как Крым. Я хочу, чтобы на этом языке звучали прогрессивные мысли, а не одни лишь рыки из кремлёвского телевизора.
Что важнее? Нация или человек? Государство или человек? Ответ на этот вопрос сообщает степень твоей верности демократическим ценностям.
Государство, пытающееся контролировать речь и идентичность граждан, которые его содержат, не может называться свободным.
Пытаясь превратить государственный в единственный и безальтернативный, швондеры подавляют его развитие, и превращают Украину в секту, из которой бежит молодёжь, мечтающая жить в цветном мире, а не в национальной заперти уподобленных и однообразных.
Язык не может быть законом. Язык должен быть правом и выбором. Я уважаю право ближнего говорить на любых языках, и жду аналогичного отношения в ответ. Без такого взаимоуважения демократическое общество невозможно.
Залогом украинской победы и процветания является единство в разнообразии.
2
Решением «мовных срачей» является деколонизация путём апроприации. Почему бы не объявить язык Южной и Восточной Украины диалектом украинского?
Когда мы спорим об украинском и русском языках, мы будто бы спорим о двух конкретных и очерченных твердынях. Но мы ведь знаем, что твердынь не бывает, и всё в реальности жидкое; границы – условны, а понятия – это туманности и выдумки, которые мы вольны наполнять разными смыслами.
Ирландский английский отличается от британского английского, а британский от американского. Вот и у украинского есть множество региональных оттенков. На одном из них говорит Юг и Восток Украины.
Готовы ли мы утверждать, что когда галичанин говорит «кобита», любой харьковчанин знает, что речь о вселенной цветов и поцелуев? Или может любой киевлянин может подсказать одесситу в какой бодеге лучшие бебехи?
Когда я говорю «шо такое?» – это русский или украинский? Когда мы гэкаем в словах типа «галимый» – это мы на каком языке гэкаем? Когда я чилю и лайкаю пост – это всё ещё язык Пушкина? Не пора ли напомнить ґаздам, что они не паны?
Можно придумать для нашей балачки какое-то новое слово, но зачем изобретать велосипед и не назвать всё это мессиво суржиком?
Суржик – это же наш язык-трансгендер, который может стать своего рода буферной зоной, языком инклюзии, этаким украинским эсперанто, куда помещаются все, кто не помещается в… литературную норму.
Ещё у нас имеется такая фича: у будь який момент вологого буття, що вібрує між нами шалено, кожен з нас може перейти на інший рівень, і залишитися зрозумілим, ділитися таємницями, бути мандрівниками у хащах мови, спалахувати полум'ям у своїх піснях до зірок, тоді як дехто недолугий заскавчить – что это только что было? О чём эти звуки звучали? Я не понимаю! А ми розумієм. Перфектно! Це в нас такий superpower. Бiлінгва! Трілінгва! Народ-полиглот. Или, як то казав Нельсон Мандела, нація-веселка.