Подруга отрезала грудь, и стала другом. Я рад за неё, как и за общество, где каждый может стать кем угодно. Однако, мой друг решил стать не кем угодно, а мужчиной, и для этого ему пришлось отрезать себе грудь.
1
Теперь я думаю о том, что делает меня мужчиной.
Мужчиной меня делают сотрудники роддома, которые извлекают моё тело из материнской утробы, видят писюльку хуя, и сообщают родителям: «мальчик». Это же слово запишут в бумаги. Оно определит мою жизнь в роли мужчины.
Мне дадут мужское имя. И будут говорить обо мне, используя маскулинитивы: ОН укакалСЯ (а не ОНА укакалАСЬ), хотя суть происшествия от этого не изменится.
Вскоре маскулинитивами заговорю о себе и я.
Ещё мне дадут солдатика и пистолетик, а не куклу и чайник, и неоднократно расскажут о том, каким должен быть мужчина, чтобы им быть.
Всё это намекает на то, что мужчиной человека делают половые органы – то есть, материальный базис, на котором стоит культура, творящая гендер.
2
Отвоевав право быть кем угодно, многие продолжают выбирать кем быть из двух сосен: мужчины и женщины. Эти сосны дала нам природа, которая то и дело ошибается, наделяя моих друзей телами подруг, и вынуждает антропоцен исправлять эти свои досадные осечки.
Конечно, в процессе всего этого возникают и разные прочие люди – не только мужчины и женщины, но и тот, кто зовётся они; будучи людьми воспитанными, мужчины и женщины учтиво беседуют с этим множеством в тюбике тела.
Несмотря на наличие грамматических родов, делать это на русском не так уж сложно, поскольку в русском языке ещё не отмерла фигура вежливости: «вы». Обращаясь к другому человеку, мы часто обращаемся к толпе: «Здравствуйте, Саша. Что вы думаете о хризантемах?».
Иными словами, культура не оставляет нам возможности прикинуться, что всё это как-то ново, неправильно, и вразрез. Да и зачем прикидываться? Уважая друг друга, мы делаем общество более комфортным местом для жизни разных нас.
И, всё же, почему для бытия мужчиной моему другу понадобилась мастэктомия?
Этот вопрос ведёт в долину идеализма.
3
Прежде, чем стать моим другом, мой друг был подругой, которая выросла в семье священника, и пока тот был жив, не могла позволить себе открытых отношений с девушками.
Смерть батюшки стала часом свободы – он уходил в коробку гроба, а она выходила из коробки шкафа, и однажды, прямо посреди большого мероприятия, взяла в одну руку микрофон, в другую свою подругу, и заявила: “я – лесбиянка!”.
Заявить это – сложно, но проще, чем найти любовь. При нынешнем обилии прайдов, сообществ и индустрий, обслуживающих ЛГБТК+ клиентуру, легко позабыть, что геям часто нравятся мальчики, а лесбиянкам девочки; т.е., не только другие геи и лесбиянки. В этом смысле, превращение лесбиянки в мужчину расширяет ассортимент потенциальных партнёров, а с ним и шанс встретить «ту самую», которая зовётся Счастьем.
4
Но что значит “стать мужчиной”? Если ты ощущаешь себя мужчиной, и знаешь, что ты мужчина, зачем отрезать себе грудь? И почему именно грудь, а не, скажем, пальцы, уши, и прочие потенциальные излишества?
Очевидно, быть кем-то не достаточно; очевидно, чтобы быть кем-то, нужно, чтобы этим кем-то тебя считали и другие. Ты – мужчина постольку, поскольку общество признаёт тебя таковым. А чтобы общество тебя таковым признало, ему нужно помочь, подогнать себя и своё тело под символ мужчины. И, значит, отрезать себе сиськи и пришить хуй, потому что общество говорит тебе, что мужчин с пиздой и сиськами быть не может. Значит, тебя не может быть. А ты есть. И хочешь быть.
Так происходит “становление собой”. И хорошо, что происходит. Если для того, чтобы стать счастливей, кому-то нужно превратить себя в гендерный стереотип, ведомый бинарной логикой, пусть. “Якщо людина хоче, хай собi зробить”.
Единственное, что поскрипывает на дне моей белой цисгендерной душонки по этому поводу, так это мечта о мире, где все мы освободимся от необходимости переделывать себя по чужим лекалам, и сможем быть без нужды становиться.
Happy Pride Month!