На фоне говнистой событийности хочется распахнуть шов неба, и нырнуть на изнанку — к любому богу; долой из мира, где олигарх кидает зигу, а дуралей спешит переназвать платан, чтобы тот не носил фамилию поэта.
Чувству, зовущему сбежать в лиловый сумрак, нельзя поддаваться. Особенно тем, кто хочет распотрошить порядок пана: сделать живодёрню общественной жизни лесопарком близостей, прав и свобод.
Но я, бывает, поддаюсь. И вообще чувству.
Тело и всё, что с ним происходит, включая толчею переживаний, позволяет соприкоснуться с Реальным. Чувство — его отзвук в тебе. Твой пульс.
Что не чувствует, то сдохло. А вы как считаете?
Чувство всегда телесно и субъектно. Чувство не лжёт, в отличие от рта, набитого словами. Чувство не легкомысленно. Его не оторвать от мысли. Чувствовать — значит, думать в объятиях с миром: вместе с телами, растениями, и водоёмами.
Чувство позволяет раскалить впечатление жизни, воспринять её глубже, распознать за базарной витриной вампирскую машину, которая множит руины и отходы, отравляет пространства, делает его токсичным — в общем, стоит на пути удовольствия видов.
Лирика выступает технологией возгонки. Апеллируя к чувству, она будит дух и страсть.
“Над седой равниной моря ветер тучи собирает. Между тучами и морем гордо реет Буревестник, чёрной молнии подобный. / То крылом волны касаясь, то стрелой взмывая к тучам, он кричит, и — тучи слышат радость в смелом крике птицы. / В этом крике — жажда бури! Силу гнева, пламя страсти и уверенность в победе слышат тучи в этом крике.”
И вот ты на изнанке. Над тобой пролетает сова. Ты идёшь по холму — в тёплом шелесте трав, под ногами — следы от копыт, вокруг — мгла; чирикаешь под нос что-то не обязательное, и, вдруг, ветер срывается с ветки, впивается в твои губы. Всё это так внезапно, как подарок, и благая весть: все мы — друг для друга, а не для одних лишь себя.
Цветок наряжается, и обретает свой вид, чтобы пчела его нашла, и опылила. Тела движутся не вперёд, а на встречу друг другу. Счастье спрятано, как новогодняя шоколадка. Никто не выдаст карапузу, где она. Но её можно найти в процессе взаимодействия форм жизни, их осязаемой взаимности и борьбе за воздух.
Солнце светит. Его отражает вода. Ты смотришь на воду, и жмуришься от её брызжущих сверканий. Счастье случается в точке соединения акторов: солнца, воды, тебя, и света. В совместности.
Было бы странным ни разглядеть здесь политику.
Соприкасаясь с Реальным, чувство позволяет обнажить Возвышенное — прорыв воздушных масс в лёгкие, сквозь аппараты угнетения, в пику Невозможному, у которого можно похищать моменты свободы — вспышку весны, вечер лета.
Чувство раскачивает лодку сознания, а с ней и степень твоего послушания. Чувство помогает нарушить закон — выплюнуться из клешни культурной, биополитической, и психо-семиотической инерции. Совершить подвиг сердца. Проявить дерзость сознания. Или хотя бы высунуть язык, издав душевные трели.
Противопоставление чувству разума есть белочеловеческая, фаллическая блажь. Нет чувства без разума, как и нет разума без чувства. Мозг спаян с сердцем.
Чувством можно ловить. Чувством можно потрогать. Чувство — это лаборатория воображения. Открывая в её светомузыке новое зрение и восприятие, существо нащупывает тропу, берёт миг, и переживает состояние той будущности, о которой мечтает — репетирует её.
Коммунистический идеал содержится в каждом желанном поцелуе. В близости и созвучии человеческих и нечеловеческих тел на фоне сгущающейся фашистской аппаратуры. В образовании союзов живой материи. Её симбиозе и гибридности.
Конечно, можно говорить про государства и ракеты, нации и денежные единицы; про демократию, которая вылупится из кадыка, если нажать на него отважным патриотическим коленом; огородить сограждан забором, и превратить страну в человеческий зоопарк. Такие разговоры тоже дают чувство. Но не то, которое хотелось бы испытывать и обсуждать.