1
Тот факт, что USAID финансировало более 6200 журналистов из 707 СМИ и 279 медийных НГО, говорит о том, что взгляды и мнения, которые ассоциируются с “украинским голосом”, являются неоколониальным ИПСО. Нет, это не четвёртая власть. Это пятая колонна.
“Могут ли угнетённые говорить?”, спрашивает Гаятри Спивак. В ситуации, когда 90% СМИ в твоей стране находятся на содержании у другого государства, ответ: нет, не могут. Не удивительно, что на страницах “украинских” медиа не звучат голоса, которые не соответствуют хозяйской повестке.
Чем уже становится пространство допустимых высказываний, тем шире перечень мнений, которые объявляются кремлёвскими нарративами.
Полифония подменяется одним, системным голосом, и украинец превращается в немой объект. Единственной приемлемой формой его публичного высказывания в заколдованном зазеркалье является ретрансляция линии партии.
Это — совок, который не летает в космос.
2
Да, мир взаимосвязан. Изоляция невозможна. Однако между взаимосвязью, изоляцией, и существованием “национального” государства на содержании у другого государства есть принципиальная разница.
Подвергая сомнению украинскую независимость, я не сомневаюсь в её исторической целесообразности, и критикую политику зависимости.
Я не хочу никого оскорбить. Оскорбителен обман, которым драпируется колониальное положение. Оскорбительно называть его независимостью, искажая само понятие суверенитета; лгать собственному народу, выдавая порабощение за освобождение.
Что национального в проданной земле и государстве, чья экономика стоит на внешнем кредите? То, что торговцы Родиной говорят на украинском, и носят вышиванку? То, что переименованный советский завод принадлежит олигарху? Может, оружие в руках пойманной молодёжи, воюющей за территории, где лежат полезные металлы, необходимые нам для того, чтобы погасить долг за оружие?
В постсоветской динамике я вижу не исход из империи, а переход к новым собственникам, обёрнутый в приятное враньё о борьбе за демократию.
Чем эта обёртка отличается от той, которая была, и тоже сообщала успехи посевной на пути в светлое будущее?
3
Моя Украина — цветной перекрёсток этносов, культур, мировоззрений. Её осаждают “освободители”. Но она есть. В радуге нас, в политическом воображении украинца — творения розы ветров.
Всякое “есть” содержит “может быть” — потенциал, надежду, горизонт. Дом — это не место. Дом — это люди. Их образы, чувства, отношения.
Сегодня я заново открываю для себя Шевченко, и обнаруживаю в его текстах поэтику инклюзии, эмпатии и интернациональной деколонизации; нечто более вместительное, чем этнический эссенциализм тех, кому мешает разнообразие.
Что до осады... Мицкевич даёт пример политического романтизма — лирику сопротивления, которая является средством поэтического творения дома в обстоятельствах его временной недоступности.
Слово и тело — вот где живёт мечта о родном мире. Поэтому колонизаторы и пытаются установить тотальный контроль над тем и другим. Апофеозом этого стремления становится геноцид: уничтожение тел, несущих слово.
4
Что можно противопоставить имперской машине и её не менее чудовищному отражению в лице борцов за “национальную чистоту”?
Этику заботы. Практику эмпатии. Горизонтальность. Солидарность. Экологию всеобщего родства и взаимосвязи. Сотворчество как принцип общности.
Понимание, что нет никаких эссенций. Что всё возникает в отношениях. И никогда не навсегда: не застывает, не становится чем-то однозначным и окончательным. Что я, ты, народы и страны — не очерченные тверди, а динамичные процессы и ситуативные интеракции, в рамках которых всё постоянно пересматривается.
Это значит, что всё можно изменить.