Друг, некогда направивший меня к правозащитникам, которые сопровождали процесс получения мною политического убежища в США, недавно открыл мне Яшу Левина – американского журналиста, автора книги “Интернет как оружие”, колумниста Wired, The Nation, Slate, TIME, The New York Observer и целого ряда других либеральных медий… Последовательный критик рыночного империализма, Левин разрабатывает новую тему, неочевидно, но непосредственно касающуюся всех, кто, выбравшись из-под обломков “совка”, и обнаружил себя в мире победившей его империи; тему отношений США с правыми движениями и диаспорами в борьбе с “красной угрозой”: неугодными правительствами, профсоюзными и студенческими организациями, борцами за права, и “леваками” вообще.
“За последние 70 лет Америка сделала больше для пропаганды национализма и ультраправых идеологий, чем любая другая страна на Земле. …Превращение националистических идей в оружие, а также укрепление националистических сообществ на своей территории, является одним из основных направлений внешней политики США со времён Второй мировой войны. Впервые использованная против Советского Блока с целью его дестабилизации и разжигания соответствующих настроений среди его мульти-этнического населения, данная стратегия пережила Советский Союз, и используется по сей день для вмешательства и подрыва работы государственных институтов [по всему миру]. Выращенный за десятилетия гигантский аппарат “мягкой силы” настолько интегрирован в стратегии имперского менеджмента США, что люди перестали его замечать… Я знаю, о чём поговорю, поскольку я и моя семья были использованы им…”. (Яша Левин)
Левин родился в семье либеральных советских евреев, которые, наевшись СССР с его негласным антисемитизмом, при первой же возможности иммигрировали с 8-летним сыном в США (1989). В интервью для MRR, Левин вспоминает насколько иным, “в каком-то смысле, привилегированным”, было отношение к советским евреям на фоне беженцев из Африки, Ближнего Востока и Азии.
“В 1980-х, волну еврейской иммиграции из СССР в США поддерживало огромное число еврейских организаций… Большую часть своей жизни я наивно верил, что они хотят нам помочь из гуманистической заботы о правах человека, из сочувствия в связи с дискриминацией евреев в Советском Союзе… Отчасти, так и было: гуманитаризм играл огромную роль. Американцы, – и особенно американские евреи, – искренне хотели нас “спасти”, и организовали мощную политическую машину для этой цели. Но их желание помочь реализовывалось не в вакууме, а в более сложном контексте Холодной войны, пропаганды, дезинформации, геополитических игр, и спец.операций – элементов, без которых кампания по “освобождению” советских евреев никогда бы не заработала, и не получила бы полной поддержки американских внешнеполитических ведомств…”.
В Советском Союзе евреи были одной из дискриминируемых групп. Поэтому многие её представители естественным образом вливались в диссидентское движение. Которое было неоднородным как в своих оценках советской жизни, так и в рецептуре преодоления её проблем. Там были все: от авторитарных националистов и православных почвенников, до либералов и коммунистов, выступающих за “возрождение революционных ленинских принципов”.
Поскольку большевики не смогли демократически разрешить “национальный вопрос”, – а великодержавный русский шовинизм Сталина его только обострил, – оттепель 1960-х стала благодатной почвой для развития внутри советского диссидентского движения националистических сентиментов.
Израиль нашёл в еврейском национализме средство борьбы с “палестинской угрозой” за свою государственность. Америка увидела нечто большее. Вся эта пёстрая вязь подпольных национализмов в СССР представляла собой готовый гуманитарный повод с политическими активистами в тылу, которых нужно было только поддержать, чтобы они сделали всё остальное. На протяжении всей нашей истории, снова и вновь, национальность становилась оружием в руках империй.
Полный послевоенного оптимизма рузвельтовский демократ Айра Хиршман отправился в Европу с надеждой увидеть мир, и был шокирован количеством нацистских коллаборационистов в союзнических центрах для беженцев. Почему эти люди не отсеиваются? Что происходит? Конец войны был лишь прелюдией к новой, – той, в которой “немцы будут на нашей стороне”, объясняли ему офицеры британской армии, – “войной союзников против Красного спрута”.
Выжившие нацисты были хоть и разгромленными, но хорошо тренированными анти-коммунистами, чей военный опыт и жажда реванша рассматривались как потенциальный ресурс. Поэтому, например, союзники не спешили возвращать евреям изъятую у них собственность, и предпочитали, чтобы все они свалили в “новое гетто” – Израиль. Вот что говорил о евреях генерал США Джордж Паттон:
“Они хуже животных, и будут размножаться, как саранча, если не держать их под дулом охраны в их лагерях. …Я никогда не видел людей, настолько лишённых ума и духа…“.
Тем, кому эти слова кажутся невозможными в устах просвещённого англосакса, не стоит забывать, что Америка тех лет – это страна, где чёрных всё ещё вешали на деревьях, расизм был нормой, а в Мэдисон Сквер Гарден проходили собрания американских фашистов. О чём свидетельствует жуткая кинохроника.
'‘Мы интуитивно использовали любого подонка до тех пор, пока он анти-коммунист” (Harry Rositzke)
В 1948-м, при президенте Трумене, заработал новая программа, наводнившая Северную Америку сотнями тысяч нацистских пособников, бегущих из Украины, Венгрии, Хорватии, стран Балтии, и оседающих в правительственных ведомствах, НГО, аналитических и научных центрах, органах пропаганды типа Радио Свободы. Проект утилизации этих кадров по-настоящему расцвел при Рейгане, и обернулся триумфальным 1991-м годом.
“Почему американское правительство, вдруг, так озаботилось нами? Почему политики в Вашингтоне, люди, у которых нет проблем с финансированием отрядов смерти в Центральной Америке, и последующей охотой на беженцев, бегущих от их насилия, вдруг, глубоко озаботилась судьбой людей за тридевять земель? …Моя судьба, судьба моей семьи, судьба сотен тысяч таких же евреев… имела значение лишь в том смысле, в каком она была полезной для борьбы с СССР”. (Яша Левин)
Что, разумеется, не отрицает советских репрессий, которые помогли похоронить Союз. Как, впрочем, и того, что для США его похороны означали возможность для экспансии своей гегемонии; победоносного шествия рыночных колонизаторов. Забота о страждущих была для них точно таким же моральным фасадом, каким она была для сталинской кровавой бюрократии – фасадом.
Роль советских евреев заключалась в символе жертвы. Меж тем, их убийцы, ещё вчера маршировавшие под свастикой, делались партнёрами, “борцами за свободу и независимость”. Ничего личного – просто бизнес.
“У этих людей была миссия – низвергнуть Советскую империю в Восточной Европе. Миссия достойная похвалы. И, безусловно, совпадающая с нашими национальными интересами.” (Барни Фрэнк, 1982)
После смерти совка борьба с “красной угрозой” не только не утихла, а усилилась, зайдя на открывшиеся рынки, и приняв форму агрессивных неолиберальных реформ, которые сопровождаются декоммунизацией и правым насилием.
“В конце 1980-х все эти иммигранты, – их идеологии, ресурсы, организации, и их американская поддержка, – хлынули обратно на родины. В идеологическом вакууме пост-коммунизма, их переработанные этно-националистические мифологии расцвели бурным цветом.” (Яша Левин)
Сегодня, на фоне крупнейшего со времён Великой Депрессии финансового кризиса, росте консервативного популизма, и глобальном разочаровании в капитализме, мы, наконец, получаем возможность расколдоваться от серенад Холодной войны; увидеть и понять, что реальная история – сложнее. Это важно не для того, чтобы оправдать или вернуть прошлое, а для того, чтобы остановить воздействие его деструктивных последствий в настоящем; отобрать в будущее лишь то, что способствует развитию, равенству, демократии; понять, что те, кто учил нас свободе – финансировал и продолжает финансировать силы, которые у нас её отнимают. И если совок давно сгинул, то те, кто его сгинул, живут и используют нас по сей день в борьбе своей империи с её врагами.