Истины – для овальных простаков. Лишь в полной анархии восприятия – цветное бытие.
Чем сильнее страх смерти, тем больше хочется ебаться.
Я не впервые смотрю на транс-женщин, но впервые – так долго.
"В тебе есть что-то простое и прекрасное", – говорит Найджел, живущий на улице, и спящий на десяти томах своего фото-портфолио: чёрные мужчины и ослепительные кадиллаки, просторные апартаменты и звериные шкуры. "Потом всё разладилось".
Национальная революция ещё не закончилась. Нынешнее правительство – временное. Третий Майдан – неизбежен.
Смерть приближается, а ты ещё не побывал ни там, ни там… Нет ничего страшней, чем осознать – “и никогда не побываю”. С этой мыслью ты и пакуешь чемоданы.
В случае с новой украинской милицией, меня интересуют не столько породившие её политические игры, сколько эстетика, и вопрос её влияния на порядок вещей. Способна ли смена формы изменить содержание того или иного института? В этом здесь главная интрига. Потому что как художнику мне бы очень хотелось, чтобы у эстетики всё и всегда получалось.
Мне было 15, когда я и мой приятель Литва решили задержаться в классе его 28-летней классной руководительницы Елены Степановны. Елена Степановна была действительно классной: голубые глаза, золотистые волосы, но главное – огромные соски, торчащие из-под её блузы, словно два спелых ореха. Эти соски не давали нам с Литвой покоя, и потому мы договорились действовать решительно.
Кружился в танце с пересветом; видел как плавится фокус под воздействием распахнувшейся диафрагмы, и ничего не мог с собой поделать – мягкая слепь приживается в моих астигматичных глазницах куда охотнее, чем расколдованная достоверность мира.