И поджог Павленского, и восторг вокруг этой акции указывают на виктимную безысходность российского либерализма.
И поджог Павленского, и восторг вокруг этой акции указывают на виктимную безысходность российского либерализма.
Сколько бы украинец не пытался отвернуться от русского, этого русского в нём всё равно оказывается больше, чем европейского.
Страна, гражданин которой может реализовать себя, не нуждается в национальной идее.
О том, что приближается Хеллоуин мне напомнил сосед, распявший на своей двери летучую мышь. Я не могу назвать себя поклонником народных гуляний по отмашке, но Хеллоуин занимает в моём сердце особое место. Я люблю наблюдать за шествием вертепа судного дня, пытаясь разгадать, почему один человек решил стать зарезанной принцессой, а другой – кентавром без головы.
Чтобы вопрос “нормально ли убивать гомосексуалов?” вообще возник в Беларуси, его необходимо поставить – чётко и ясно.
В современном украинском обществе вышиванка играет роль униформы, которая служит маркером “правильного украинца”. Совершенно очевидно, что этот маркер возник на волне национал-патриотизма, который по самой своей сути является архаичной идеологией, и потому сопутствуется архаичными формами. Проще говоря, вышиванка – это правый олдскул.
Всю свою жизнь я наблюдаю людей, сбивающихся в стаи, чтобы оправдывать себя среди себе подобных, и пожирать всех прочих; несомненно, пожирать, ведь стая – это про пасть. Страсти враждующих толп обрушиваются на всякого, кто не примкнул, не слипся хоть в какой-то общий спазм. Вот и сейчас задраивают черепа, утекают прочь от неудобных мыслей и чужих голосов.
Пистолет – это соблазн. Из его дула то и дело доносятся зазывающие шепоты. Об этом известно всякому, кому доводилось держать в руках хотя бы “воздушку”. И не важно, что повода нет; не важно, мир или война – курок всё время попрошайничает: “ну пожалуйста, ну хоть разочек…”. Ствол, в этом смысле, такой же магический объект, как фаллос или вагина – он привлекает внимание и воздействует на нашу психику. Подобно дудочке факира, он способен обращать нас в зачарованных кобр, и потому к вопросу его доступности нужно подходить с особой бдительностью.
Ад простирается, но и по его закоулкам щедро рассыпана романтика. Черти – живописны, вопли – музыкальны.