Мне, как человеку, живущему в цивилизованном демократическом обществе, не понятно, чем отличается путинец от бандеровца: и тот и другой ведёт себя как дикарь, используя патриотическую риторику в качестве ширмы для собственной дикости; и тот, и другой угрожает современному обществу и ничего, кроме очередной порции запретов, наказаний и смертей произвести не в состоянии.
Вместо того, чтобы покончить с компульсивным деторождением, родители множат голодные пасти в количествах, превышающих свободные места на нашем корабле. Он и без этих новых ртов дыряв… Нет, мы не журим свиноматок обоих полов, – мы осуждаем тех, кто совершил аборт. А ведь каждый аборт идёт на благо всех людей. Почему солдат получает медаль за убийство, а женщина, совершившая аборт, нет? Ведь и она устраняет угрозу; отвоёвывает драгоценное пространство жизни ценой собственных страданий. Аборт – это, считай, её подарок; поцелуй. Вот только для неё не устроят парад на центральной площади, не пронесут перед лицами масс победного корытца с плацентами и пуповинами.
Я не помню, как здесь оказался, и это убеждает меня в том, что Лос Анджелес мне только снится. Вон тот старик, играющий на ксилофоне – реален ли он? Реальна ли женщина, которая кормит арбузом своего голубоглазого хаски, или ребёнок, путешествующий в метро с двумя ящерицами на груди? События, достойные того, чтобы стать воспоминаниями; люди, потрясающие своими причудами – всего этого здесь так много, что я невольно начинаю сомневаться в этом городе, воспринимать его плодом своего воображения.
Можно критиковать украинское техно за нехватку выразительности, но итог всё равно сводится к тому, что это звучание несёт в себе другую Украину – мир вне национализма и аграрной романтики: современный, городской, глобальный мир!
Всякий раз, когда Facebook затыкает мне рот, я пытаюсь обратить внимание людей на проблему отсутствия свободы слова в социальных сетях. И всякий раз, когда я это делаю, возникает кто-то, кто говорит, мол, “А что вы хотели? Facebook является частной компанией, которая предоставляет вам бесплатный сервис, и потому вольна устанавливать в его рамках свои правила. Не нравится? Не пользуйтесь!”. В этом близоруком и коррумпированном отношении, вопрос о том, имеет ли человек право влиять на порядки вокруг, и таким образом быть полноправным участником социальных и производственных отношений, даже не возникает.
Из беседы с украинским националистом.
Какими бы намерениями не было продиктовано желание определённой части украинского общества превратить все проспекты Ленина в проспекты Бандеры, нужно понимать, что измученный украинский народ сегодня разобщён. Поэтому хорошо бы воздержаться от спорных переименований, которые это разобщение только усугубляют.
Само по себе положение, при котором ты, словно чумная собака, должен стоять у ворот Элизиума и скулить, мол, пустите, я не буду кусаться, только куплю себе трусы в Париже, и сразу же вернусь обратно в конуру – унизительно. На данном этапе, любые отношения с Европой возможны для Украины исключительно на правах папуаса. Чувством собственного достоинства тут и не пахнет. Зато пахнет колониальной ментальностью, которая предотвращает политическую субъектность Украины, и усугубляет традицию ползания от пана к пану. Были бы независимыми, никому бы в рот не смотрели – смотрели бы в себя. Не в архаичных, фольклорных, казацких, но в себя нынешних, современных, разных. И в этом бы черпались, из этого исходили, вступали в союзы с другими на равных. Не потому, что “великие”, не из гордости – из достоинства, без которого невозможны уважительные отношения.
Бывает, вынырну из грёзы, и сознаю, что моя история исключает счастливый конец. Люди вокруг хватаются за любую возможность, обрастают связями и работой. Тем паче в эмиграции, которая про то, как выжить, зацепиться за другие берега. Я же ни за что не цепляюсь, кроме себя и своего искусства. Вместо того, чтобы отаптывать пороги более рассудительных занятий, гуляю с фотокамерой по стране, которая мне не по карману, и расчёсываю ресницами губы чёрного человека. Вероятно поэтому мой чемодан всегда открыт, и ждёт, когда я вновь с ним брошусь в ветер.