Как и всякая тайна, космос вызывает в нас чувство ужаса и влечения. С одной стороны, в этой своей невозмутимости он, кажется, отвергает нас, с другой – бросает нам вызов: сумеем ли мы растопить лёд вокруг его сердца?
All in ЛИТЕРАТУРА
О том, что приближается Хеллоуин мне напомнил сосед, распявший на своей двери летучую мышь. Я не могу назвать себя поклонником народных гуляний по отмашке, но Хеллоуин занимает в моём сердце особое место. Я люблю наблюдать за шествием вертепа судного дня, пытаясь разгадать, почему один человек решил стать зарезанной принцессой, а другой – кентавром без головы.
Ад простирается, но и по его закоулкам щедро рассыпана романтика. Черти – живописны, вопли – музыкальны.
В местностях сырых и прохладных лучше становиться мхом. Либо китом, который гудит из туманов. Там же, где сухо и тепло удобнее быть просто пальмой. Подобно муравьедам, пальмы экстравагантны.
Я не способен возненавидеть Нью-Йорк, как это часто происходит с теми, кто с ним расстался. Но и тоски по нему больше не испытываю. Считаю это достижением, учитывая, что Нью-Йорк – это ревнивый вампир, который не прощает измены. Покинуть его чертоги слабым и сломленным проще простого. Вероятно поэтому столь многие продолжают мчаться в колесе, стыдясь признать, что этот город для них не работает. Номад же взял своё, и продолжает путь. Нет для него оседлости, которая могла бы соперничать с соблазном путешествия.
Чем сильнее страх смерти, тем больше хочется ебаться.
"В тебе есть что-то простое и прекрасное", – говорит Найджел, живущий на улице, и спящий на десяти томах своего фото-портфолио: чёрные мужчины и ослепительные кадиллаки, просторные апартаменты и звериные шкуры. "Потом всё разладилось".
Смерть приближается, а ты ещё не побывал ни там, ни там… Нет ничего страшней, чем осознать – “и никогда не побываю”. С этой мыслью ты и пакуешь чемоданы.
Кружился в танце с пересветом; видел как плавится фокус под воздействием распахнувшейся диафрагмы, и ничего не мог с собой поделать – мягкая слепь приживается в моих астигматичных глазницах куда охотнее, чем расколдованная достоверность мира.