Посреди Нью-Йорка – революция, а я – былинка в поле.
О важности эротизации смерти.
Я вздрогнул и обернулся, ожидая увидеть нетерпеливого суккуба. Восседая с достоинством царя чертей, таинственный незнакомец заглядывал в меня парой холодных бездн, и, уже околдованный, я услышал океан голосов, единый треск подземной колонии.
Occupy – это выдающийся слив протестной энергии.
Во всём, что связано с Ним, – и я говорю это “Он”, дабы подчеркнуть присутствие Существа – есть нечто, что, с наступлением сумерек, является мне в образе перемещающейся темноты.
Мечты о жизни среди звёзд.
Данный фетиш приглашает очароваться девочкой, вылизывающей дверную ручку.
Кино обречено превращаться в пространства интерактивных ситуаций, а зритель – в “потустороннего” соучастника: проваливаясь за берлинскую стену экрана, он начинает проживать в режиссированном отрезке. Кинозал же охватывает пустота. Фильм сменяет инъекция, отправляющая Дугласа Куэйда на Марс. Виртуальность служит terra natia первых вальсов компьютерной игры как пост-кинематографа.
Мультикультурализм не достаточно радикален.